Анатолий Васильевич Петров рассказывает:
- Я появился на свет в далёком 1932 году. Мои родители трудились вместе в колхозе «Большевик»: отец, Василий Николаевич, – главным бухгалтером, а мать, Наталья Онуфриевна, – колхозницей. Старшим сыном в многодетной семье Петровых был я, быть может, поэтому я с детства привык брать ответственность за свои поступки и надеяться только на себя», – отмечает Анатолий Петров. Счастливые родители, приходящие под вечер с любимой работы, соседи, кто молдаванин, кто русский, дружно отмечали праздники за одним столом. Ласковая мама делит между всеми братьями и сестрой поровну ещё горячий хлеб, а потом стайкой все бегут на улицу играть в «салочки» и, конечно, особый трепет возникал в душе на пасхальном богослужении...
Я помню. Я всё отчётливо помню, как будто это случилось только вчера. Летний воскресный день, только окончил первый класс и впереди каникулы. Моего отца по партийной линии направляли в город Бричаны преподавать бухгалтерские курсы.
Утро. Вдруг все услышали страшный гул. Небо бороздили серые «стальные коршуны» с чёрными крестами на крыльях. Женщины рыдали, мужчины их успокаивали, а мы, затаив дыхание, обнимали ручонками своих мам, – сквозь хлынувшие слёзы рассказывает Анатолий Васильевич.
Сразу же зазвонил телефон, и отца вызвали в райком партии. Его не было почти весь день, а вернулся он лишь под вечер. В дом отец вошёл уже одетым в военную форму и, обнимая маму и всех нас, он сказал, что наша Родина в опасности, фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз. C тех пор я отца больше не видел, он погиб в Ставропольском крае», – делится воспоминаниями мой собеседник.
Вскоре население начали эвакуировать и Наталья Онуфриевна вместе с детьми решается вернуться обратно домой, в Дубоссары, в родное село Карантин, но тут их застал ад.
Они стали свидетелями расстрела немцами еврейского населения.
- Я с мамой увидел, как люди роют себе могилы, а потом их расстреливали и бросали в них. Фашисты заставляли женщин прижимать к своей груди младенцев и, лишь потом в них тоже летели пули. Эти звери таким образом экономили запасы оружия. Люди стояли, обезумевшие от страха и горя. Все рыдали и умоляли прекратить немцев эти зверства, но всё было тщетно, они никого не слушали, а только яростней продолжали убивать всё живое вокруг», – говорит дрожащим голосом Анатолий Васильевич.
Мой собеседник рассказывает, как по селу в то время немцы разгуливали очень вальяжно и нахально, с закатанными рукавами и губной гармоникой, всё время были пьяные и повторяли «Москва капут». С нами по соседству жила удивительно красивая девочка Дуся. На неё часто поглядывали немцы, и вот как-то ночью они ворвались пьяными и надругались над ней. Я с мамой в ту страшную ночь ночевал у соседей и видел своими глазами, как эти животные мучили девочку. Её отец пытался остановить фашистов, он слёзно просил не прикасаться к ней, кричал им: «Дуся совсем киндер, киндер!»– но они его не хотели слушать и избили до полусмерти. До сих пор перед глазами взгляд Дуси и крики о помощи её отца. Эти нелюди, надеюсь, понесли заслуженное наказание, если не на этом, так на том свете»,– подчёркивает Анатолий Васильевич.
Во время нашего разговора мой собеседник вспоминал, что во время немецкой оккупации, невиданную жестокость проявляли румынские жандармы. Они не щадили ни стариков, ни женщин, ни детей.
«Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!» – это обращение к советскому народу в день начала Великой Отечественной войны укрепило в людях веру и волю к победе. И примеров тому бесчисленное множество. Об одном таком эпизоде, иллюстрирующем этот неоспоримый факт, поведал мне Анатолий Васильевич.
«Немцы ловили троих беглецов, которые были приговорены к расстрелу за свои коммунистические убеждения. И вот двое мужчин были пойманы и тут же расстреляны, а третий, раненый, успел убежать. Его приютила в своем доме местная жительница Мария Янова. Несмотря на грозящее ей наказание, старушка не побоялась и спрятала парня у себя дома, но по следу крови немецкие овчарки его обнаружили. Когда его вели под конвоем немцы, он кричал: «Люди, не бойтесь ничего, наше дело правое. Зло будет наказано! Вот увидите скоро наши солдаты придут и выгонят эту нечисть. Запомните, что мы победим, это говорю вам я, Андрей Нетреба», – вспоминает Анатолий Васильевич.
Фрагменты из жизни моего собеседника вполне могли бы стать материалом для сценария к кинофильму.
Незаметно для меня минуты, проведённые за беседой с Анатолием Петровым, перешли в часы. Наш разговор продолжался более трёх часов.
С особенной горечью говорил Анатолий Васильевч ещё об одной душевной ране, которую никогда не залечишь.
«Эта была зима 1944 года, стоял трескучий мороз. Немецкие солдаты вошли в дом и сказали маме, что им нужен лук. Она поднялась на чердак в поисках луковицы, а в это время во дворе резвился мой шестилетний брат Валик. Он нашёл гранату и принёс в дом мне показать. Думал, видать, игрушка. Фашисты разожгли паяльную лампу и тут случился взрыв. Немцы стояли с поднятыми руками, прибегает перепуганная мама в слезах и громко кричит: «Фашисты Толика убили, Толика». И тут она замерла, а потом вскрикнула. Перед нами стоял Валик с распоротым животом и оторванной ручкой…
В немецком военно-полевом госпитале ему помощь не оказали, просто обмотали живот лохмотьями. Валик промучился неделю, а потом умер. Мама рыдала возле него и была убита горем. Плакали все, даже немцы, и при этом они говорили «Гитлер капут», – отмечает Анатолий Васильевич.
При отступлении немцы в панике и в ярости уничтожали вокруг всё живое. Они жгли дома, угоняли скот, истязали местных жителей.
Несмотря на весь ужас войны, люди не унывали и даже шутили. Рассказывает Анатолий Петров, что его сосед, Иван Засада, сделал на своём доме крышу не соломенную, как у большинства жителей Карантина, а использовал какой-то раствор, и когда стали гореть дома, у него полыхало ярче всех. От мала до велика сельчане, глядя на свои горящие дома, рыдали.
«Что вы хнычете,– говорит нам дядя Ваня, - лучше посмотрите, как дом должен гореть ярко, а у вас что. Эх, даже смотреть не на что.
Когда немного стихло пламя, я вместе с другом Вовкой и его дедушкой Тимофеем Морозовым пошёл тушить дома.
На следующее утро случилось чудо. В нашем селе оказалось много мужчин в телогрейках и в шапках ушанках. Это были наши солдаты. Делились табаком и хлебом с сельчанами. Они улыбались и обнимали нас», – говорит сквозь слёзы Анатолий Петров.
Послевоенное детство у моего собеседника было полно трудностей и препятствий, которые он преодолевал в одиночку. Это один из принципов в жизни Анатолия Петрова – всё решать самому и отвечать за свои поступки. Учёбу в школе часто приходилось пропускать, потому что рано утром маленький Толя шёл на рынок в Дубоссары, чтобы продать молоко и на вырученные деньги купить немного муки. Надеть было нечего и отцовские брюки, подпоясанные ремнём и заправленные на казацкий манер в сапоги 40 размера, оставленные одним немцем, служили ему долгое время. В 14 лет сбежал из дома в Одессу, чтобы работать и помогать матери и сестре с братом. Скитался долгое время по поездам и даже порой мог утащить чей-нибудь кошелёк, но однажды, вспоминая своё довоенное детство и ту любовь, которая царила в семье, маленький Толик понял, что так больше жить не будет, это путь в никуда, и вернулся в Карантин — село Дзержинское Дубоссарского района.
С Анатолием Васильевичем Петровым беседовала Яна Сакка, г. Дубоссары.
#детивойны #победа945 #евразия #евразиягранты